На небосклоне современного бурятского искусства сияет яркая звезда – Амгалан Ринчинэ, который в своем творчестве исследует и переосмысляет бурятскую культуру. Его работы украшали выставки в Москве, Курске, Иркутске, Хакасии, Монголии, Кыргызстане. Не так давно в Центре «ЗАЛУУ» прошла персональная выставка «Хараса».
Амгалан – выпускник Восточно-Сибирского государственного университета технологий и управления по специальности «инженер-биотехнолог». Несмотря на то, что художник увлекся дизайном, живописью, скульптурой и иллюстрацией, в своей работе он часто пользуется знаниями, полученными в университете. Инженер внутри него с тягой к исследовательской деятельности позволяет ему, как творцу, постоянно экспериментировать с материалами, искать новые формы для выражения смыслов и проектировать настоящие шедевры.
– Амгалан, расскажите, почему вы поступили во ВСГУТУ?
– У меня папа – инженер, он посоветовал мне идти сюда учиться. В тот момент еще не было понимания, кем я хочу стать. Художником не планировал. Мне было 17 лет, и я решил: «Ок, инженер так инженер». Химию я сдал хорошо, мне хватило баллов поступить на престижную и сложную специальность. И уже на третьем курсе я увлекся дизайном, понял, что меня тянет в творчество. Я стал изучать дизайнерские программы, подрабатывал во время учебы в рекламном агентстве, потом устроился в театр кукол «Ульгэр», где работаю до сих пор арт-менеджером. Так получилось, что ушел в искусство. Хотя после окончания университета учился в аспирантуре и даже работал на «Байкалфарме».
– Нет ощущения, что надо было сразу идти на искусствоведческий?
– Я нисколько не жалею, что окончил ВСГУТУ. Здесь я получил ценные знания, которые, в том числе, помогают мне, как бы удивительно ни звучало, в искусстве. Стремление экспериментировать, исследовать родную культуру – то, чем я сейчас занимаюсь, – зародилось во мне как раз во время обучения на биотехнолога. Здорово, когда выпускник знает, чем он хочет заниматься, посвящает себя профессии и развивается в ней. Но, давайте честно, так бывает не всегда. Так случилось со мной. Важно, чтобы молодой человек, поняв, что ошибся в выборе профессии, не боялся начать заниматься чем-то другим, шел получать другое образование. Конечно, после окончания школы лучше все же выбрать профессию по душе, слушать себя. Я, наверное, к своему призванию долго шел, потому что только после работы на заводе решил получить второе высшее и поступил в Российский госуниверситет на «теорию искусства».
– Чем вам помогает образование биотехнолога в творчестве?
– Мне оно помогает как раз в области современного искусства, потому что оно сложное. И не только в плане концепций и идей, а технически сложное. Например, у меня прошла выставка «Хараса», в которой был представлен масштабный экспонат «Вселенная бурята». По сути, это 12 метров обычного войлока, который подвешен к потолку и имеет определенную форму. Для бурята шерсть – традиционный материал, она сопровождает человека от рождения до смерти. Это мое визуальное представление, как бы выглядела вселенная бурята в нашем материальном мире. Это войлок, который мною интерпретирован, настоящее концептуальное искусство, здесь нет преображения материала. И, чтобы его подвесить, нужно быть все-таки инженером, чтобы рассчитать эти длины, общую нагрузку, потому что он свободно висит на тонких нитях, а войлок имеет большой вес. Без своего технического образования все это выглядело бы иначе, я бы не нашел способ все это презентовать. Часто, когда я придумываю инсталляции, которые требуют изготовления чего-то, то чертежи делаю сам, рассчитываю нагрузку. Это все оттуда – из моего родного технологического университета.
– Как еще оно влияет на ваше искусство?
– Напрямую, конечно, не связано, но если протянуть ниточки, то начинаться они будут из ВСГУТУ, потому что методы и технологии, при помощи которых я создаю свои произведения, все практически оттуда. Например, у меня была работа, созданная при помощи цианотипии. Это такой бессеребряный фотографический процесс, дающий при фотопечати изображение голубого оттенка. Это чистая химия, которую нам преподавали в вузе. Таким способом запечатлевают тень от предмета, а не сам предмет. На бумагу наносится светочувствительный раствор, а над ней ставят предмет. Я решил отобразить человека – женщину в бурятском платье. Ее тень осталась на бумаге. Через эту работу мне хотелось передать идею моей исчезающей культуры, языка.
– А в других проектах?
– Я много работаю с шерстью. У меня есть коллекция «Тамга», куда входит несколько шерстяных шэрдэгов, выполненных по размерам моей бабушки. Визуально они отсылают нас к монгольскому родимому пятну, тамга. И в этих работах я исследую эстетику белого и черного, перевожу шэрдэг из горизонтальной плоскости, ведь это тот предмет, что лежит на полу, на кровати, в вертикальную. Тогда он начинает по-новому восприниматься. Я предлагаю посмотреть на привычный предмет под другим углом и делаю из него искусство. Эти шэрдэги я сам валял, использовал шерсть белой и черной овцы. Шерсть – это белок, и у него есть структура, которая меняется в зависимости от температуры, кислотности. Это все я запомнил с обучения, знаю, когда больше кислотности добавить, щелочность повысить. Благодаря этому я понимаю, как происходит валяние. Знание этого процесса позволяет предугадать форму, поведение материала.
– Биотехнология – это промышленное использование биологических процессов и объектов. Вы работаете в основном с природными материалами: шерсть, войлок, глина и даже внутренности животных, расскажите об этом.
– У меня была выставка «Дотор/Внутренний», шокировавшая уланудэнцев, которая концептуально связана с бурятской ментальностью. В ней я работал с внутренностями барана. Это мое воспоминание из детства, когда я жил в деревне, когда заготавливали мясо на зиму. Конечно, я видел весь процесс. Тогда передо мной предстал удивительный орнамент внутренностей – это так красиво и естественно, животное отдает свою жизнь, чтобы мы жили, и у бурят это красивый церемониал. Это воспоминание я воплотил в проекте. Этот узор узнает любой, кто живет в Бурятии, это то, что вшито в код. Это мое заявление зрителю, что внутри тоже очень много красоты, ее нужно уметь разглядеть. И здесь мне помогли знания, полученные вузе. Как стабилизировать биологическую ткань, мы изучали на 3-4 курсе. Внутренности я сушил, солил, составлял из них картины или снимал из них гипсовые слепки, из которых потом делал чашки, тарелки. Это концептуальное искусство, которое обращается к генетической памяти и попадает в самое сердце, возвращает к корням.
– Как художник вы используете разный инструментарий?
– Да, как раз исследовательский дух во мне пробудила аспирантура. Я понимаю, что в искусстве иду теми же путями, использую те же методы, как и когда учился в университете. Этот тип мышления во мне оттуда. Я буду экспериментировать всегда, это мой принцип в искусстве. Мне важно рассказать миру, что я понял о себе, о родной культуре, своей идентичности. Если это кому-то поможет больше увидеть, узнать бурятскую культуру, прекрасно. Художник, переосмысляя бурятскую культуру, ее актуализирует.
– Почему современное искусство, для многих сложное и непонятное?
– Современное искусство – удивительное и классное направление, оно очень демократично. Здесь любые идеи могут быть высказаны, любые материалы могут быть использованы, здесь нет правил. Современное искусство интересно еще и тем, что в нем требуется участие зрителя. Если классическое презентует законченную идею художника, то современное требует от зрителя сотворчества. Если у него в момент того, как он смотрит на картину, скульптуру или любой другой экспонат, рождается рефлексия по его поводу, свое впечатление, эмоция, значит, искусство происходит здесь и сейчас.
Амгалан Ринчинэ работает и с графикой, и с книжной иллюстрацией, и даже с традиционной живописью. И все работы так или иначе связаны с бурятской ментальностью и культурным кодом.
Последние комментарии